Переходный возраст в переходное время

Цхинвал, конец 80-х. Анико – дочь известного осетинского журналиста. Её друг Якоб из религиозной еврейской семьи. Оба, хоть и принадлежат разным культурам, ведут жизнь обычных советских подростков: бродят по развалинам, ходят в школу, катаются на санках. Но детство осталось позади, и дружба, кажется, вот-вот обернётся чем-то большим. А вокруг происходит что-то неясное – привычный мир исчезает на глазах, и добрые соседи вспоминают былую вражду.

Удивительно, что роман лауреата Международной премии им. Крапивина 2016 года выходит отдельной книгой только сейчас. Потому как он кажется максимально нужным и условно подростковой, и всей русскоязычной литературе в целом. Возможно, дело в явной внежанровости «Страницы один», которую жюри премии Крапивина неспроста окрестило эпосом. В этой истории о дружбе и первой любви на фоне грузино-осетинского конфликта конца 1980-х – начала 1990-х есть место и мистике с Каббалой, и социальным сдвигам с детальными описаниями быта, и, конечно, проблеме взросления. И, пожалуй, взросление здесь во главе угла. Несмотря на сложные времена, повествование пронизано радостью героев-первооткрывателей и уютом многонационального колорита. Прибавьте сюда щедрый на метафоры и образы, редкий в современной детской литературе язык. Чего стоит только фраза: «С борта помятого белого корабля спускается на пол человек, переживший вирусную бурю».

Особая тема – школа. Ещё недавно строгая, а теперь с нежданной свободой, она описана максимально правдоподобно. В ней нет ни чрезмерной жестокости, ни типичной для советских книг «пионерской» атмосферы. Главу о первом дне Анико в новом классе мы и предлагаем вам прочитать, пока роман готовится к выходу в издательстве «Абрикобукс».

~ 3 ~

Поток учеников поднимался по парадной лестнице и разделялся на два рукава в правое и левое крыло. А несколько ступенек посередине вели вверх еще на пол-этажа к большим дверям под красной вывеской «Актовый зал». Чуть ниже виднелась скромная надпись «Столовая». Справа от входа в актовый зал взирал на посетителей огромный голубой глаз, издали похожий на овальное солнце, окруженное лучами ресниц. «Всевидящее око» — называлась школьная стенгазета.
Алиса подвела Анико к стенду под оргстеклом.
— Здесь вся информация!
В газете сообщалось о начале третьей четверти, а также о новых безобразиях, стартовавших вместе с ней. Школу поразила эпидемия вредных изобретений. Передовица, явно призванная обличить и заклеймить, больше напоминала подробную инструкцию — с аккуратными схемами — изготовления разных пиротехнических самоделок, например шумовой гранаты из спицы велосипедного колеса, гайки и серы со спичек. Неодобрительное отношение автора к героям статьи демонстрировал лишь рисунок — как печальные красавицы выбегают из задымленного помещения. В конце сообщалось, что за порочные развлечения были осуждены на хозяйственные работы по школе Габараев Арсен и другие безот-ветственные лица.
— Вот это да! — восхитилась Анико. — В вашей школе учат делать взрывы?!
— Чего? — не поняла Алиса. — Ты куда смотришь? Сюда смотри, — она показала на соседнюю полосу, «Расписание». — Ищи, в каком кабинете у вас первый урок.
— Алиса, а разве в школе можно пропагандировать религию? Ведь всевидящее око — это символ Бога.
— Ну, знаешь, никому, кроме тебя, это в голову не придет. Все понимают, что речь идет о журналистике.
Индрис Иванович, однокурсник Давида Сослановича, работал в этой школе директором. И вот новенькая стояла перед кабинетом русского языка и литературы, украдкой разглядывая своих одноклассников. Мальчики гоняли по полу ластик. Учительница задерживалась, и трое самых буйныхнарочно загнали ластик под ноги Анико и пытались выбить его оттуда, визгливо извиняясь:
— Ах, мадмазель, простите, пардон, мы вынуждены вас обеспокоить. К счастью, появилась учительница.
— Это ты Гаглоева? — спросила она Анико. Та кивнула.
— Индрису Ивановичу говорю: у меня в классе больше всего учеников — тридцать два человека! А он: ну и что? Будет тридцать три богатыря. А куда же еще, как не в лучший класс, я могу отдать дочь своего друга? Вот так вот, — тараторила она, запуская детей в кабинет. — Я ему говорю: наверное, буква мешает, а он смеется.
— Какая буква?
— Ну как, буква «А». У нас же шестой «А», это престижно. Правда, ребята? — обратилась она к ученикам.
— Подумаешь, буква-шмуква, — не согласился рыжий парнишка с первой парты. — Мы сами всегда побеждаем, буква ни при чем. Конкурс строя и песни, футбол, баскетбол…
— Еще «а ну-ка-мальчики» и «а ну-ка-девочки», — добавила его соседка по парте. — Потому что мы ашники, мы не можем проиграть!
— Я не согласен, просто мы лучшие!
— Сейчас не время для дискуссии. Я хочу представить вам новую уче- ницу. Это Анико Гаглоева. Дочь известного у нас в республике журналиста. Куда же тебя посадить, у меня полный класс…
— А вон там свободно. — Анико показала на третью парту в левом ряду, где сидела девочка с большими добрыми глазами.
— А, с Лейлой. Вообще-то я с ней никого не сажаю, она всем разрешает списывать. Ну да ладно, садись, посмотрим на твое поведение.
Анико села рядом с Лейлой. Та вежливо улыбнулась ей. «Раз в этом классе выжил такой хрупкий цветочек, значит, я тем более справлюсь», — подумала она, доставая учебные причиндалы и поглядывая сбоку на Лейлу. Ее идеальные косы лежали кругами на затылке, и белый воротничок был не простой, как у всех, а гофрированный и похожий на балетную пачку. Анико почувствовала себя дикой тварью из дикого леса. Она невольно принюхалась — чем, интересно, пахнет от такой принцессы? Лей- ла покосилась на нее. Анико отвернулась и тут же встретилась взглядом с мальчиком на среднем ряду, который изобразил безграничное изумление, при этом сдвинув очки на лоб.
— Георгадзе, знакомиться будешь на перемене, — одернула его учительница. — Ты домашнее задание сделал?
— Конечно! Почти…
— Тогда выходи к доске, я хочу понять, что значит «конечно-почти».
— Ну, Карина Кареновна, я больше не буду знакомиться.
— Верю, но все равно придется отвечать. И тетрадь с домашним заданием не забудь.
Георгадзе побрел к доске. Кто-то из соседнего ряда выставил в проход ногу, но Георгадзе вовремя заметил ее и пнул, не останавливаясь. За это ему в спину запустили алюминиевую линейку.
— А вот Гоша балуется! — пожаловался Георгадзе, почесывая спину.
— Не ябедничай, а рассказывай правило, потом объясни, как и почему расставил знаки препинания.
— Ну… эта… короче…
— Да, Сережа, покороче, если можно.
— Ну, короче…
— Эта, — подсказали с первой парты. В классе засмеялись.
— Ну че вы, — смутился Сережа. — Я забыл. Меня линейкой убили.
— Значит, два? — уточнила Карина Кареновна.
— Не-не-не! Я отвечу. Эта… Правило такое. Когда предложение сложное, то эта… короче, там в середине надо ставить знак.
— Какой знак? Может, вопросительный?
— Ну, можно и вопросительный.
— Ага… Это новое слово в науке, Сергей.
— А! Нет, я перепутал! Не вопросительный, а препинательный.
— А где именно его надо ставить?
— В центре предложения.
— Точно в центре? Линейкой измерить?
— Да. Нет, зачем линейкой. По смыслу. Вот один кусок — а вот второй кусок.
— Ты, наверное, хорошо умеешь курицу делить за столом. Кто подскажет, как найти центр, в котором поставить препинательный знак?
Анико смеялась, как и многие другие, но взор учительницы остановился именно на ней.
— Может быть, Гаглоева расскажет? Ну, иди, помоги товарищу.
Первый день в школе — и сразу к доске! Анико замялась на несколько секунд, оглядывая незнакомые лица. Ребята пристально смотрели на новенькую — кто с любопытством, кто настороженно, — и все ждали, что же она скажет.
— Чтобы определить, где ставить знак препинания, надо найти под- лежащее с его группой и зависимое от него сказуемое с его группой — это будет первое предложение, а потом найти второе подлежащее с его группой и сказуемое с его группой — это будет второе предложение в составе сложного. Где заканчивается первое предложение и начинается второе — там будет запятая или тире.
— Молодец, Гаглоева! Постой пока у доски. Сейчас Георгадзе напишет нам предложение и разберет его по составу, а ты поможешь, если что.
— У меня рука сильно болит, — пожаловался Сергей. — Правая.
— Можешь писать левой, — разрешила учительница. — Или ногой. А я пока проверю ваше домашнее задание — открыли тетради и положили на парты.
Георгадзе стал медленно выводить на доске слова. Учительница пошла между рядами, заглядывая в тетради учеников. Анико наблюдала за ней, и Карина Кареновна все больше ей нравилась, даже внешне: талия тонкая, несмотря на солидный возраст, и волосы пышные, кудрявые, совсем как у мамы.
Сергей дописал предложение и стал перечитывать его слева направо и справа налево, уперев руки в боки.
— Мы ждем, Сережа, — напомнила учительница. — Если не справляешься, обратись за помощью.
Георгадзе прижал одну руку к груди, а вторую, трясущуюся, протянул к Анико:
— Умоляю, калбатоно[28]!
Анико, улыбаясь, исправила его ошибки и подчеркнула члены предложения. Сергей сделал реверанс.
— Ну что ж, Анико получает свою первую в нашей школе пятерку, а Сергей — свою миллион первую тройку, — подвела итог Карина Кареновна.
Анико направилась к своей парте. Она заметила, что прямо за ней сидят два одинаковых светловолосых мальчика с веселыми и хитрыми глазами. Анико на всякий случай осмотрела свой стул, нет ли там кнопок или пластилина. Ничего такого она не заметила, но садилась все-таки осторожно — и не зря: стул внезапно выскочил в проход между партами, как живой.
— Козловские! — строго сказала учительница, постучав ручкой по столу.
— Это не мы! — хором ответили Козловские.
— А кто же вы? Может, Достоевские? Или Чернышевские? Тогда идите сюда, будем рисовать схемы синтаксических конструкций.
Сев наконец на свое место, Анико спросила у соседки:
— А что они сделали со стулом?
Лейла с опаской посмотрела на учительницу и шепнула:
— Поддели сзади. — Она сползла немного под парту и протянула ногу к стулу впереди. — И толкнули в сторону.
Анико повторила маневр и слега ударила ножку стула сидящей впереди высокой девочки. Та вдруг обернулась и наклонилась к ней, нахмурив гу- стые брови.
— Не балуйся! — низким голосом приказала она и отвернулась.
— Кто это? — кивнула на нее Анико, она слегка испугалась.
— Азиза Магомедова, — прошептала Лейла. — Пиши скорее, а то Кар- кар идет.
Английский язык вела молодая дама Нина Камерлановна.
— Вот, наверное, ее старшеклассники достают, — предположила Анико.
— Почему? Она считается симпатичной.
— Именно поэтому. — И Анико жестом изобразила размер бюста учительницы.
К несчастью, англичанка в этот момент посмотрела в ее сторону.
— Все, возненавидит теперь, — пробормотала Анико.
Нина Камерлановна сделала вид, что не заметила новую ученицу. Говорила она только по-английски, лишь в самом крайнем случае вставляя осетинские или грузинские слова, а держалась как английская королева, где-то подцепившая чесанский[29] акцент.
— Какое у нее погоняло? — спросила Анико.
— Что у нее?
— Ну, прозвище.
— А! Биг Бен. Она была в Англии, — прошептала Лейла. — И рассказывает об этом на каждом уроке, но никто ничего не понимает. А учителя перед ней прямо стелются. У нее муж какая-то шишка в правительстве.
— Индрис Иваныч тоже стелется?
— Нет, кроме Индриса. И Смерти.
— А Смерть — это кто?
— Она ботанику и пение ведет, увидишь завтра.
— Петь — с таким именем…
— На самом деле она очень добрая…
Биг Бен между тем рассказывала о своей жизни в каком-то особняке в центре Лондона. Анико прислушалась. Речь шла о том, как англичане моют посуду: не хозяйственным мылом и не содой, как мы, а специальным шампунем, который они даже ленятся смывать — так и ставят тарелки в сушилку, и вода с пеной стекает с них в поддон.
— И потом едят из мыльных тарелок? — не поверила Анико.
— Did you understand me? — умилилась учительница. — Well, tell us about yourself.
— My name is Aniko. I have a mother, a father, two sisters and two brothers.
And a cat. We live in a big house in a very beautiful town.
— Ok, thank you, dear[30].
Англичанка смягчилась.
— Where did you studу English? — поинтересовалась она.
— At home. My brother is a student, he speaks English very well.
— Has he ever been to London or anywhere else abroad?
— No.
— Oh! It’s a pity…[31]
Урок труда у девочек вела Наперсток — Натела Леонидовна, женщина ку- бической формы, которая из-за своего роста смотрела снизу вверх даже на ше- стиклассниц. Почему Наперсток — Анико поняла сразу: учительница начала тему «пошив трусов» с рассказа о том, как одна девочка шила без наперстка, проколола иглой палец, получила заражение, гангрену и умерла в муках.
— Жуть, — шепнула Анико.
— Она нам с четвертого класса это рассказывает, — отозвалась Лейла.
Натела Леонидовна потребовала, чтобы все продемонстрировали ей свои наперстки, а если кто-то не принес, пусть уходит с урока. И Анико отправилась на выход.
— Постой-ка! — перехватила ее Наперсток. — Заодно отнеси журнал в мастерские, пусть трудовик мальчиков отметит.
Анико спустилась в подвал. В мастерских шел урок у шестого «А» и одновременно у восьмого «Б», поэтому Анико увидела там Ладо с молотком в руках и радостно махнула ему рукой. Брат глянул на нее, но ничего не сказал, зато откуда-то появился Арсен Габараев. Он был единственным, кому шел этот синий сатиновый халат — рабочая униформа, в которой пацаны занимались столярным делом.
— Перешла в мою школу? — подмигнул он.
— А про тебя уже в газете пишут. Прославился как изобретатель адских машинок?
— Надо же! Там в списке двенадцать фамилий изобретателей, а ты увидела только меня. Ничего, не тушуйся, я же все понимаю…
В раздевалке спортзала, в предбаннике с раковиной, сломался кран.
Вода била фонтаном, и переодевшиеся девочки не могли выйти на урок.
— Что тут за цирк? — послышался мужской голос. Девчонки завизжали так, что Анико невольно зажала уши.
— Да не захожу я, не кричите. Что там у вас?
— Фонтан из крана, Тамерлан Николаевич. Заглянуло усатое лицо.
— Емына дэ ахэсса…[32] — ругнулся учитель, увидев кран, и скрылся. Вскоре из коридора послышался его крик:
— Кто свинтил кран, покажите мне этого круглого отличника, я из него квадрата сделаю! Построились в линейку! Козловские, вы свинтили?
— Почему сразу Козловские?!
В спортзале было холодно, Анико захотелось назад, в вонючую раздевалку.
— Почему без формы? — накинулся на нее Тамерлан Николаевич.
— Я не знала, я первый день.
— Иди тогда гуляй, мне тут сачки не нужны.
Пришлось уйти и с этого урока. Из зала за ее спиной доносились команды учителя:
— Бегом, по кругу, быстрее, еще быстрее! Я из вас квадратов сделаю!.. После физкультуры — урок осетинского, и до его начала еще целых со-
рок пять минут. Анико поднялась в актовый зал: сцена, тяжелые голубые кулисы, ряды кресел… Разве это столовая? Но в дальнем конце помещения обнаружился своеобразный альков, где приютились три стола со стульями и небольшой прилавок.
— Сачкуем? — улыбнулась ей буфетчица. — Что тебе дать?
Анико порылась в кармане фартука и наскребла двенадцать копеек.
— Дайте хлеб с котлетой и чай.
Она присела к столу у окна. В этот сумрачный день котлета была такой же холодной, как и хлеб. Голый пирамидальный тополь протягивал к подоконнику ветки, будто и он хотел хлеба с котлетой, пусть даже холодной.

  • [28] Калбатоно — букв. «госпожа», вежливое обращение к женщине (груз.).
  • [29] Диалект южноосетинского наречия.
  • [30] — Ты меня поняла? Ну, тогда расскажи нам о себе.
    — Меня зовут Анико. У меня есть мама, папа, две сестры и два брата. И кот. Мы живем в большом доме в очень красивом городе.
    — Спасибо, дорогая. (Англ.)
  • [31] — Где ты учила английский?
    — Дома. Мой брат — студент, он хорошо владеет английским.
    — Он бывал в Лондоне или где-то еще за границей?
    — Нет.
    — Жаль… (Англ.)
  • [32] Холера тебя забери… (осет.)

 

Другие статьи по теме:

РАССКАЗАТЬ В СОЦСЕТЯХ