Кристина Стрельникова окончила художественное училище по специальности «художник лаковой миниатюрной живописи», но стала широко известна как автор прозаических произведений для детей. Она лауреат многих литературных премий, а в 20024 стала лауреатом Национальной премии в области детской и подростковой литературы в номинация «Лучшее прозаическое произведение для подростков») за книгу «Тропы Аиды».
Наталья Богатырева: Кристина, вы человек, разнообразно одарённый: рисуете, сочиняете прозу и стихи… Это наследие предков?
Кристина Стрельникова: Знаю, что прадед играл на дудочках, которые вырезал сам. Меня впечатлил такой музыкальный дар самородка. Кто-то из предков рисовал, и это передалось через несколько поколений двум моим сёстрам, неродным. Мой дедушка очень любил литературу (только художественную!) и читал запоем, у него явно были гуманитарные способности, которые унаследовали обе его дочери.
Наталья Богатырева: Меня впечатлило, что вы окончили училище по специальности «лаковая миниатюра». А кем вы себя ощущаете в большей степени: художником или писателем?
Кристина Стрельникова: Художник лаковой миниатюры всё-таки ближе к художникам-декораторам. Это требует терпения и тщательности. Мне нравилось возиться с маленькими шкатулками, «выглаживать» многослойные миниатюрные картины. Нас обучали по примеру Федоскинской живописи. К сожалению, остаться в этой профессии не получилось, так как фабрика «Агидель», для которой готовились такие специалисты, закрылась. А пойти просто художником-оформителем или переучиваться на художника-монументалиста мне не хотелось. Из того, что предлагалось в Центре занятости, попадались очень смешные варианты – оформитель на заводе (газеты, плакаты, нанесение названий на какие-то щиты и станки) и красильщик каруселей – огроменных! Не знаю, как правильно назвать эту профессию. Работники парка – крупные мужчины – смеялись, когда увидели меня, такую мелкую миниатюрщицу.
Художником я себя всё равно ощущаю. Писатель – это тоже художник, он рисует картины в своем воображении.
Наталья Богатырева: На своей странице ВКонтакте вы часто выкладываете новости, интересные эссе о концертах любимых групп и музыкантов… Музыка – ещё одна ваша большая любовь?
Кристина Стрельникова: Музыка – это то, что я не доделала, «недоиграла» в своё время и бросила из подросткового максимализма. Мне казалось, что у меня получается плохо и, раз нет музыкального образования, не стоит множить бездарностей. Это было не совсем так, не совсем я была бездарем. Но музыка и сейчас помогает мне во многом – и вдохновляет, и помогает понять себя. Я пишу про артистов, которые мне нравятся, которые, действительно, очень одарённые и делают, на мой взгляд, великое дело – несут в этот мир свет и тепло. Хорошая музыка способна благотворно повлиять на человека, перевернуть душу и обратить её к свету, об этом сказано во многих литературных произведениях. Имеет значение и личность музыканта, ведь это отражается на том, что они «транслируют в мир». С некоторыми музыкантами я подружилась и общаюсь, хотя до сих пор не понимаю, как они справляются с музыкальным волшебством.
Наталья Богатырева: Кто ваши любимые писатели, детские и взрослые? Я имею в виду классиков 19-20 веков. Наших современников не стоит, наверное, трогать, чтоб никого не обидеть.
Кристина Стрельникова: Да, своих современников я не называю пофамильно, так как могу кого-то упустить. Но те, кто учился со мной у Яснова, Махотина, Крыщука, Бородицкой, Воскобойникова, стали отличными писателями, довольно известными.
Из моих любимых классиков – Чехов, Булгаков, Зощенко, Тэффи, Аверченко, Токарева, Петрушевская, Толстая, Рубина, Алексин, Алексеев (Валерий), Франсуаза Саган, Рэй Брэдбери, Сэлинджер, Ульф Старк, Рене Госсини.
Наталья Богатырева: Юз Алешковский говорил, что его произведения – это «фантасТмагории». Реальное в них переплетается с самой невероятной фантастикой. Мне кажется, это определение можно отнести и к вашим книгам. Но если у Юза фантастика остро сатирическая, то у вас – лирическая. Согласны ли вы с этим?
Кристина Стрельникова: Да, я всё-таки больше склонна к лирике, эмоциональной составляющей личности, к размышлениям героев о себе среди других и в этом мире вообще. К отношениям отдельных личностей в семье и в обществе. В реальной жизни с нами происходит множество таких вещей, которые иначе как мистикой или чудом не объяснишь. И это тоже наводит на лирические размышления.
Наталья Богатырева: Ваши рассказы из цикла «Великолепный Веня Венчиков» немного в духе Даниила Хармса, да?
Кристина Стрельникова: Валерий Воскобойников прочитал однажды на семинарах рассказ из «Вени», и было очень смешно – его голосом, интонацией. Тогда я и поняла, что это смешно. Он сказал, что это напоминает молодого Голявкина из цикла «неопубликованное». Кто-то заметил, что похоже на литературные анекдоты. Но «анекдоты» Даниила Хармса я прочитала намного позже. В рассказах о героях – известных личностях, с которыми встречается Веня, много фактов из их жизни. Не думаю, что я повторилась. Но это тот случай, когда лучше знать то, что написано до тебя.
Наталья Богатырева: Мне очень напомнила рассказы Виктора Голявкина ваша книга «Канделябры и бакенбарды». А вы сами свои юмористические рассказы к какой традиции относите? К традиции Носова, Драгунского?
Кристина Стрельникова: Пусть не обижаются поклонники рассказов Носова и Драгунского, но как раз самые популярные рассказы я не любила и сейчас не перечитываю. Возможно, как раз потому, что они слишком популярны, их заставляли читать в школе и дома. Да ещё и требовали сделать какой-то вывод, найти мораль. То, что в рассказе содержится мораль и поучительность, уже вызывало протест. Мне эти истории казались слишком простыми и безыскусными. Это хорошо, наверное, просто «не моё». Я бы гордилась, если бы сравнивали с рассказами Олега Кургузова, например, там столько фантазии и есть место неожиданности.
А вот сказки про Незнайку я очень любила в детстве и читала даже в средних классах. Здорово веселилась, узнавая знакомые типажи. Кажется, будто это писал другой Носов – понимающий, не поучающий.
Истории из моей книги «Мы с Ленкой» некоторые читатели сравнивают с рассказами Драгунского. Не знаю, почему нужно что-то с чем-то сравнивать. Мне больше нравились рассказы Пивоваровой про Люську. Книгу «О чём думает моя голова» я с удовольствием перечитывала и с ребёнком, и сама.
Наталья Богатырева: Какая щемящая повесть «Мадам Пэн и ее крыс»! И какой трогательный образ крысёнка, способный вызвать сочувствие к этим малоприятным созданиям. А как родилась эта история?
Кристина Стрельникова: История появилась резко и приходила в голову целыми абзацами и главами, когда я приехала в Петербург и была очарована тем местом, которое я описывала. Маршрут от улиц Маяковского, Некрасова и до Летнего сада. На улице Некрасова я работала. Нашла по дороге множество потайных дворов, местечек и уголков. А кофейни «Пекарня Вольчека» (сеть питерских булочных) – это то, что меня успокаивало. Рядом был антикварный магазинчик-мастерская в полуподвале, очень загадочный. Я не встречала там посетителей, ну явно же что-то должно происходить, – какие-то тайные дела. С детства моё воображение подсказывало мне что-то другое, волшебное, когда трудно. Будто иду не в школу, а на специальное задание. И тут я шла не на работу, а будто мне надо найти артефакт.
Щемящей эта повесть могла получиться ещё из-за того, что я и сама была растеряна в большом чужом городе, всё что-то искала и вспоминала своего питомца, необычайно умненького крысёнка с характером, которого пришлось оставить в родном городе.
Надо сказать, что некоторые символы улицы Маяковской, которые я описывала, уже утрачены, но остались в этой книге. Как, например, рисунок на Доме Хармса.
Наталья Богатырева: В ваших произведениях есть ощущение, выраженное в стихах Юза Алешковского: «Равенством со всем зверьём пронзён». Видно, что вы любите животных. Дома у вас есть звери?
Кристина Стрельникова: У меня были три сиамских кота, которые прожили долгую счастливую жизнь. Но после последнего кота Моисея мы больше не смогли заводить животных. Уж слишком он был человечным, и заменить его было невозможно.
В детстве я мечтала стать ветеринарным врачом, возиться с животными и спасать их. Казалось, мы хорошо друг друга понимаем. В нашем доме, кроме своих котов, всегда были какие-то прихожие калеки – раненые коты, подбитые голуби, заблудившиеся ежи, брошенные собаки. Мне бы хотелось написать простые рассказы о животных. Но все мои истории пронизаны моей личной щемящей жалостью, связаны с какой-то трагедией, и я пока не решаюсь.
Наталья Богатырева: Как возник замысел повести «Тропы Аиды»? Есть ли конкретный прототип у главной героини?
Кристина Стрельникова: Конкретного прототипа нет, она придумана. Но с молниями я и правда любила если не играть и управлять, то просто любоваться ими. Почему-то с детства не боялась всполохов и грома, загадывала желания. Верила, что силу они могут дать. Даже странно, что я не нашла похожего персонажа в других книгах. В отличие от Аиды, у меня были друзья, меня никто не травил, и одиночества я не чувствовала. Разве что иногда самой хотелось побыть одной, как и ей, чтобы заняться своими делами, которых не понимают другие. На этом сходство заканчивается. Но есть кое-что из моей детской жизни – стена. В моей комнате была такая оштукатуренная стена. В отличие от Аиды, на ней я нарисовала бога, а не птиц. Прямо на штукатурке во всю стену. И строители, которые сносили дом, сломали соседние стены, но никак не могли решиться снести эту, с богом и облаками. Так она и стояла какое-то время среди руин. Я приходила посмотреть. Это запомнилось.
Наверное, для того чтобы произведение было правдивым, необходимо привносить свои мысли и что-то свое, душевное. Не фальшивое, настоящее. Но если бы я полностью передавала свои черты и поступки, это был бы неправильный персонаж. Я же понимаю, что многое в жизни делала неправильно. Но осознание этого помогает мне предостеречь других. Возможно, мои герои эти неправильности и ошибки поправляют.
Наталья Богатырева: Мне кажется, что повесть «Не мешайте лошади балансировать» – это о госпитальной педагогике. Об иппотерапии, в частности. Что послужило отправным моментом к написанию этой повести?
Кристина Стрельникова: Это не о педагогике. Наверное, это иногда антипедагогика. Взять хотя бы эту маму, которая ведёт себя неправильно, с точки зрения девочки и с точки зрения педагогов или книг «о том, как надо». Но не всегда педагогические постулаты работают, вот в чём дело. Часто их надо отключать, отпускать своего педагога и оставлять в себе интуицию и чувства, сочувствие.
А вот с иппотерапевтом я была знакома, и эта девушка меня восхищала. Реальный персонаж – это как раз «лошадиный тренер» из «Лошадиного дома» – Настя. Она описана в книге такая, как есть, и даже со своим именем.
Директор выдуман полностью. Наверное, в жизни каждого ребёнка встречается или должен встречаться такой взрослый помощник. Он верит ребенку, и ему самому можно доверять. Бывает, мы встречаем его в детстве, а потом забываем. И вспоминаем уже во взрослом возрасте. Он немного похож на библиотекаря в «Тропах Аиды». Тот, с кем можно просто поговорить, поделиться. Он смотрит не свысока, не снисходя, а на одном уровне с ребенком и относится с уважением.
Так вот Директор цирка – не педагог. Он видит необычайные способности маленького человека, потому что ему верит.
Эту повесть любят ещё и библиотекари. Наверное, не только потому, что они там – библиотечные феи, которые впустили в библиотечное помещение необычного читателя – Лошадь…
Наталья Богатырева: Образ цирка как места радостной силы – откуда он, из детства?
Кристина Стрельникова: Как ни странно, он не из детства. Сама не знаю, откуда он. Вы спросили, и я задумалась.
Моё последнее впечатление от цирка в детстве, лет в 8-9, было удручающим. Наверное, это тот возраст, когда понимаешь, что животные измучены. Когда клоун воспринимается как лицемер и вовсе не смешон, хотя уже не страшен.
Но я очень любила песню Никулина в детстве «Ура-ура, я в цирк иду!». Дома была пластинка. Наверное, здесь цирк – это просто волшебное, магическое место, немного искажающее (но исправляющее) реальность, ведь куда ещё можно пойти за чудесами. Под разноцветным куполом все как одна семья – и люди, и животные.
Кто меня восхищал в сознательном детстве, так это гимнасты. Они рискуют и показывают, на что способен человек с силой воли и тренировкой.
Люди делают чудеса своими руками, им всё доступно.
И в книге эта волшебная семья, которая делает что-то необычное и праздничное, принимает к себе таких вот необычных детей. Но не держит их в своих стенах взаперти. Они приходят, когда захотят, они там свои.
Почему многие маленькие дети боятся клоунов? Мне кажется, они не могут опознать, кто это. Для них это непонятный человек с непонятными эмоциями на лице. Детям нужно найти «своих», понятных и понимающих, с обычной человеческой улыбкой.
Наталья Богатырева: Ещё одна завораживающая, фантасмагорическая повесть – «Имена на осколках». Персонажи в ней, мягко говоря, необычные. Тем не менее, однажды вы сказали, что практически у каждого героя есть прототип…
Кристина Стрельникова: Да, я знала этих детей лично или видела их, знаю их реальные истории. Иногда знакома с их родителями. Мне нравятся терпеливые родители, не уставшие от своих «особенных детей». Они готовы не просто стойко защищать их в обществе и всеми силами вписать их в него, а живут в их мире, вписываются в него сами.
Наталья Богатырева: А персонажи повести «Не мешайте лошади балансировать» тоже «списаны» с натуры? И ещё: возникает большое искушение попробовать угадать, какое медицинское заключение вынесли бы читатели-медики о героях этой книги…
Кристина Стрельникова: Да, у всех детей из этой книги есть прототипы. Многие видят в девочке-героине характерные черты аутистов. В одном издательстве мне предложили опубликовать книгу с предисловием медиков. То есть художественному произведению требовалось конкретное медицинское объяснение. Я думала над этим и пыталась представить, но не смогла.
«Я всё-таки выйду из дома… Нет, не выйду. На улице много людей, они шумят. Но это ещё ничего: когда идёшь пешком, людей можно обойти. Но когда едешь в автобусе, люди сидят слишком близко и от них никуда не деться».
Вообще, я описывала необычную девочку. Но потом поняла, что мы все – особенные. И в том смысле, что у всех у нас есть свои особые привычки и расстройства, и в том смысле, что каждый отличается чем-то хорошим, своими душевными качествами, умениями и способностями. Поэтому Лошадь Румба и говорит: «Все люди – настоящие и нужные. Потому что все – особенные.»
«Мало ли какие способности у людей! Одни летают. Другие укладывают спать обувь. Третьи понимают шутки вещей. Четвёртые всё это разглядывают. Главное – найти своей особой способности применение. Мама говорит, у меня способность находить НЛО. В мамином словаре это – Необыкновенно Любопытные Объекты. Это люди, звери, мысли и вещи.»
Наталья Богатырева: И всё-таки в повести «Не мешайте лошади балансировать» есть дети действительно с психическими расстройствами, а вот героиня по имени Лена оказывается «симулянткой». Она создаёт себе имидж «особенной девочки», придумывает, например, что боится призраков. Но всё это для того, чтобы обратить на себя внимание вечно занятой мамы. То есть в повести, как и в других ваших произведениях, звучит тема детско-родительских отношений.
Кристина Стрельникова: Да, у Лены просто нет другого способа обратить на себя внимание. Она не ожидала, что ее выдумка сплетётся в такой клубок, и ей не выпутаться… без Директора цирка.
Наталья Богатырева: А в образе Лизиной мамы вы не себя ли имели в виду отчасти?
Кристина Стрельникова: Отчасти, да. Немного неправильной и отрицательной части. Мы не обязаны быть хорошими для всех и демонстрировать себя только с положительной стороны. И здесь мама не показана как идеальная, правильная мама, и даже девочка немного возмущена. Я, действительно, не совсем «правильная» с точки зрения методов воспитания, дисциплины, соблюдения режима и т.д.
Я поняла одну вещь – всё время стараясь быть правильными, мы находимся в страшном напряжении, и в этом напряжении держим детей. Родители начинают винить себя: что-то не успели, недоглядели, упустили. Я говорю о хороших родителях. Эта тяжесть и чувство вины отражается на детях. Они чувствуют: что-то не так… Надо прощать себе мелкие недостатки и давать себе отдых. Мы просто люди. Да, сегодня я что-то не успела, допустила ошибку. Ну и что теперь? Можно дать себе право на ошибку. А завтра у меня будут силы и понимание.
Немножко освободить ребёнка от своей опеки даже полезно. Я много раз видела, как родители нависают над своими детьми: «Ты поел? Ты сделал уроки? Ты всё сложил в рюкзак?» Надо – это, должен – то. Если честно, я бы сама не выдержала такого. И как потом ребёнку самому собраться, если над ним никто не стоит и не говорит, что делать? Многие вещи, из которых мы, взрослые, устраиваем панику, на самом деле не катастрофичны.
Интервью провела Наталья Богатырева
