Предоставлено пресс-службой РГДБ
Предоставлено пресс-службой РГДБ

Детство бывает лишь однажды. И у каждого оно особенное. «Правила детства» ‒ это рубрика, в которой можно не только узнать про чужое детство, вспомнить свое, но и получить совет.

Сегодня мы встретились с поэтом Дмитрием Воденниковым, чтобы разузнать его самые заветные мечты, потаённые страхи и лучшие воспоминания. В детстве он мечтал стать магом. И у него получилось: ворожить словом ‒ это и есть магия!

Врали ли вы родителям и если да, то в каких случаях?

Конечно, я врал и даже не всегда, потому что меня ждало наказание, ребенок вообще любит врать. А иногда меня обвиняли как раз, наоборот, во вранье, когда я говорил честно, мне, например, дали рубль, а я его потерял, да? Меня один раз папа очень выговорил за то, что я обманываю, и я ужасно плакал, потому что одно дело, когда ты врешь, и тебя на этом ловят, обвиняют, и ты, тем не менее, продолжаешь отказываться, уходишь в несознанку, а другое, когда ты действительно этого не делал, а тебя обвинили, и это ужасно. В этом смысле, конечно, дети живут в аду, они очень от нас зависят, и мы можем их сильно травмировать, в том числе и недоверием.

Где проходит та граница, после которой жаловаться ‒ уже не ябедничать, а информировать о проблемах?

Понимаете, когда ребенок прибегает и говорит: «Мы поссорились с Машей или Маша меня стукнула по носу лопаткой», ‒ это одно, а когда у человека действительно возникают серьезные проблемы, и его начинают травить, например, бьют после школы, дразнят, тем более сейчас есть интернет, устраивают какую-нибудь подковерную марзь, то, конечно, ребенок должен понимать, что есть такие моменты, когда он должен прийти к родителю. Только родитель сможет эту вещь раскрутить, сможет решить проблему, в противном случае ребенок окажется беззащитен и с ним черт знает что может случиться.

Какова была ваша «тактика» завоевания первой любви? Признаваться в ней стоит вербально или невербально?

Надо быть ярче всех, все. Это специфика определенного психотипа, тебе нужен определенный тип внимания. Если ты, условно говоря, хочешь привлекать своей необычностью, то ты как бы являешься цветком и тебе надо привлекать садовника. Ты выбираешь условного садовника, это может быть женщина, может быть мужчина, неважно, мы сейчас не это обсуждаем, и это, соответственно, должен быть человек, который будет готов обращаться с тобой, как с условной розой. Я понимаю, как это смешно все звучит, но тем не менее ‒ только собственной яркостью.

Можно ли отвечать силой на слова?

Я думаю, что силой на слова можно, в принципе, всегда отвечать. Представьте, что мы сейчас с вами разговариваем, и я вас обозвал, вот ни с того ни с сего, притом очень грязно, ужасно и так громко, что все это слышали. Это не позволяет вам просто взять и отойти, вообще было бы логично, если бы вы просто зафенделили мне по морде, вы понимаете, да? Вы не можете просто сказать: «Знаете что, идите вы, Дмитрий Борисович», повернуться и уйти, и если вы так опозорены, то я думаю, конечно, лучше человека ударить. Правда, сегодня это опасно, по одной простой причине ‒ это подсудное дело, как известно, лучше даже не угрожать расправой, из-за этого тоже может быть написано заявление в суд или в милицию на основании, например, скриншота. Я в свое время так сильно поддел одну истеричку, парня, который мне угрожал, просто сделал скриншот. А вообще, конечно, лучше отвечать словами, ребенку, я думаю, в первую очередь, потому что другой вариант чреват дракой и, может быть, какой-то продолжающейся травмой.

Главные ошибки детства и отрочества.

Ты хочешь быть как все, вместо того, чтобы разгадать свою тайну, потому что ты явно существо, сделанное по какому-то другому лекалу, нежели большинство. Я говорю о своем опыте, поэтому и даю свой совет: разгадать свою тайну, найти свой золотой ключик, понять, что ты никогда не будешь как все, и просто себе это сказать. Как только ты это сделаешь, тебе станет легче, ты можешь даже других не информировать, просто скажи себе. Это удивительная сила слова, которая не требует даже публичности, просто произнеси свою тайну, свое знание про себя, четко. Назови себя своим именем, и после этого у тебя будет предельная свобода в определенных границах, конечно. Я думаю, что надо называть вещи своими именами.

Кем вы мечтали стать в детстве?

Мне хотелось стать магом. У нас была роскошная генеральская дача, к генералам мы никакого отношения не имели, просто так получилось, она очень большая, там помещалось два дома, один сгоревший, второй ‒ двухэтажный с балконом и витой лестницей, мне там очень нравилось. Я брал банку, разводил там поганки, какую-то грязь и представлял, что я делаю снадобье, говорил: «Бабушка, выпей», бабушка почему-то не пила эту гадость, чем сильно меня удивляла. Мне хотелось быть магом, мне хотелось изменять пространство, вообще все изменять, хотел ворожить, и, в принципе, я так и сделал. Теперь я это делаю словами, поэзия ‒ это магическая история.

Какое ваше любимое время года в детстве и сейчас, почему? 

Я всегда очень сильно любил апрель, когда сходил снег и наступала та пора, которая длилась до цветения, такой небольшой перешеек, коридор, когда сухой асфальт, сухая земля и нет ни одной почки, ни одного цветка, ни одного листочка. Я очень любил это ощущение вечности, мне казалось, что это похоже на рай, сухой, солнечный, важно, чтобы именно солнечный, без дождя. Для меня до определенного момента это было самым любимым временем года, потом я вообще перестал что-то особенно любить, я просто это ценю. Сейчас я просто все люблю, люблю, когда сухо и спокойно, люблю снег, мне даже иногда нравится слякоть. Я хожу двадцать километров в день, главное, чтобы не было той жуткой погоды, которая размачивает любую обувь. Ну а вообще, сейчас мне все равно.

Кто был вашим кумиром в детстве?

Кумиров не было, но в детстве я очень любил фильм «Бронзовая птица», про пионеров, которые там у какой-то графини ищут тайну бронзовой птицы. Мне ужасно хотелось, нет, не быть ими, мне хотелось, чтобы они меня как-то выделяли, любили, защищали меня, это какая-то странная вещь, но мне очень хотелось, чтобы я был для них кумиром, это странная детская фантазия, которая у меня была.

Вы были хулиганом или хорошим мальчиком?

Я не был послушным ребенком, но и хулиганом не был. Я любил быть в центре внимания, мне нравилось, чтобы все крутилось вокруг меня, иногда это получалось, а иногда это было глупо. А еще мне нравилось думать о смерти, когда я был маленьким, когда я потом прочитал «Маленького принца», я подумал, что вот тот момент, когда он падает на песок, если бы я прочитал это в детстве, а не в отрочестве, он был бы моим любимым героем. Мне нравилась именно такая героическая смерть, может быть, тому виной были пионеры-герои, но мне хотелось красивой смерти, именно красивой, не где-то под забором, а перед большим стечением народа, которые плачут, глядя, как меня казнят, и казнь должна быть красивой, какой-нибудь расстрел серебряными пулями.

Вспомните самую жуткую страшилку из вашего детства. Или самый смешной анекдот.

Черная рука. Больше всего я боялся черной руки под кроватью, которая вдруг заскребет по дереву, и ты понимаешь, что этот звук может исходить только от живого существа , причем странно маленького, и это явно не мышка, это то, что не может существовать, рука не может существовать отдельно, и это самое страшное, что только может быть, в моем детском восприятии.

Самое любимое лакомство в детстве. 

В детстве сгущенка ‒ это то, что называется золото, а бриллиант ‒ это вареная сгущенка. Она никогда не продавалась, ее надо было варить, это было сопряжено с определенными опасностями, потому что говорилось, что они взрываются и прямо в потолок, и мы очень боялись, что она взорвется, но нет, ничего. Я не ем сладкое, но до сих пор, если я, не дай бог, покупал во взрослом состоянии сгущенку, я никогда не мог остановиться, пока не съедал, нет, не всю банку, в ней оставался где-то сантиметровый слой на дне. Да, это фантастика какая-то, просто жир с сахаром.

Лучшая детская игра всех времен и народов.

Салки-догонялки, не прятки, потому что в этом есть что-то тревожное, когда тебя ищут, у тебя сердце замирает, в этом есть что-то такое потаенное, я этого не люблю. Я любил салки, когда ты бежишь и за тобой гонятся, мне никогда не нравилось гнаться, мне нравилось, когда гонятся за мной. Я иногда впадал в азарт, мне ужасно не хотелось, чтобы меня догнали, и я нарушал правила игры, особенно если салки были связаны не с осаливанием, а с пойманием, допустим, казаки-разбойники. Я начинал так не по-детски вырываться, что ломал игру, у меня была ярость пойманного зверя, дикого, на мне рвалась куртка, и никто больше со мной не хотел играть, потому что с идиотами играть не хотят. Во мне это было ‒ убегать, чтобы тебя догоняли.

 

Другие статьи по теме:

РАССКАЗАТЬ В СОЦСЕТЯХ