Маръа Малми – русскоязычный писатель из Финляндии, пишет для детей и подростков. Мы собирались поговорить с ней о троллях и русалках, речных туманах и замшелых скалах, а поговорили о превратностях судьбы, которые к лучшему, о поиске опоры внутри и снаружи, о природном волшебстве и многогранности мира.
Мария Ушенина: Раскрой секрет: «Маръа Малми» – псевдоним или настоящее имя?
Маръа Малми: Маръа Малми – это придуманный мною псевдоним. Он родился просто. Одну мою бабушку (по папе) звали Мария. Фамилия второй бабушки Malmi, она была финкой. Я скомбинировала. Но так как живу в Финляндии, я изменила само имя – по-фински оно пишется так: Marja (переводится, как ягода). А вот читается – твердо. Поэтому я изменила буквы в русском написании. На уровне звуков и букв мне нравятся разные игры. (Улыбается)
Мария Ушенина: Расскажи, как ты решила стать писателем? Это произошло вдруг или были предпосылки?
Это вышло просто. У меня не было выхода. (Смеётся) Мне стукнуло почти пятьдесят тогда. Чужая страна. Никого рядом, кроме мужа. Я как раз выучилась на повара, но тут всех закрыли на карантин – пандемия короны. Работы нет, никакого дела нет. А всю жизнь я писала, работала журналистом лет двадцать. Так что вопрос стоял так – или сейчас, или никогда. Мне всегда нравился сам процесс – подбор слов, выдумывание фразы. Но я никогда не мечтала написать книгу. И, честно говоря, подтрунивала над теми журналистами, которые мечтали. Потому что – где писатели (о-о-о), и где мы, обычные люди. Вот у меня всегда такая градация была в голове: с безусловным почтением к первым, и с большой долей скепсиса ко вторым, к себе.
Как человек обстоятельный и уважительно относящийся к любой работе, тем более, к слову, я отправилась «освежить матчасть», то есть на онлайн литкурсы. Посмотрела на всю эту кухню. Закручинилась. Как все кухни изнутри, мне она не понравилась. Но оттуда я выудила главное: кому дано – тот должен попытаться. И смогла.
Мария Ушенина: Вдохновляет на подвиги. Но рукопись – ещё не книга, да?
Да, написать что-то – одно. А вот издаться – совсем другое. Как и все начинающие, я искала подходящие издательства, отправляла туда свои тексты. Там, видимо, эти груды копятся, и быть выуженной из груды – большая удача. Она мне не улыбнулась. Тогда я пошла другим путем. Я стала отправлять свои тексты на конкурсы. И вот там их заметили. Повесть «Все будет как сосны» вошла в шорт-лист «Книгуру». Ее опубликовали после этого тут же. «Несусветные из Кайвокселы» неожиданно приглянулись «Росмэну», который проводит конкурс «Новая детская книга». «На моем зеленом лице все написано» выбрали сотрудники нежно любимого мною издательства «Белая ворона». Что сказать? Я счастлива.
Мария Ушенина: В твоих книгах непривычная атмосфера: что-то северо-западное, карельское, узнаваемое, и тут же – что-то финское. Ты добавляешь какие-то детали (природные, бытовые, языковые) ради экзотики или они сами проползают, поскольку ты в этом живёшь?
Маръа Малми: Про «атмосферу» в моих книгах, видимо, будут расплетать критики. Даже не знаю, что сказать об этом. Я живу этими реалиями, они меня окружают. Пишу о том, что вижу. Мне в этом легко, я органично себя чувствую среди всех этих деревьев, камней. Это как раз не экзотика, просто мой мир. Счастлива, что меня окружают не только каменные дома, но и лес, воздух. Правда, вот только что я закончила совсем другую книгу – практически мультяшную по стилю. И там – город. Мне интересно экспериментировать.
Мария Ушенина: А с чем ты ещё экспериментируешь? Мне видится в твоих историях смесь классики и мифологии в её современном прочтении. В книге «На моём зелёном лице всё написано» это «Маленькие трагедии» Пушкина, которыми герой иллюстрирует свою жизнь (актуальный Пушкин), и хтонь финно-угорского разлива. В «Несусветных» чертёнок Малю кажется одновременно родственником гоголевского чёрта и тролля из финских сказок. А «Всё будет как сосны» по структуре похожа на «Повести Белкина»: разножанровые рассказы, объединённые произволом автора в одно. Как так получается?
Маръа Малми: Мне всегда интересна игра. Игра со словами, со смыслами, с временами, эпохами, стилями. Причем, только такие игры меня и интересуют по жизни. Я не азартна, рулетка мне до фонаря. (Улыбается) А вот когда можно столкнуть две несопоставимые вещи, у меня загораются глаза. Когда в мире подростка сталкивается культура классическая, культура псевдонародная (этот жуткий дешевый эрзац, который процветает в эмиграции из-за достаточно невысокого профессионализма тех, кто его «продвигает в массы»), а также культура современных комиксов – мне нравится смотреть, что получится. Что подростку будет ближе? Откуда он почерпнет для себя силы? Другое дело, если его предаст родной человек, если ребенок не сможет побороть свое несчастье – тут никакая культура не устоит, все сгорит огнем. Придется искать нечто другое, на что опереться. Так, наверное, я бы обозначила, что хотела сказать в повести «На моем зеленом лице все написано», которая для меня очень важна, потому что говорит о поиске своей идентичности, когда ты наполовину «наш», наполовину «не наш», когда земля тебе то ли родная, то ли пока нет. Таких ведь ребят и было много, а становится еще больше. И мне важно, что в этой книге появляется «Пушкин». Серьезно им занималась, пока училась в университете. И уже тогда мне было понятно, что его никто не читает, а сейчас и подавно.
В «Несусветных из Кайвокселы», которая, кстати, рассчитана на аудиторию помладше, все другое. Я не скажу, что проще. Но тоже на эту тему. Честно говоря, не имела в виду Гоголя, когда писала. Просто придумала метафору, довольно простую. Вот мы живем в обществе, все у нас хорошо. И вдруг появляется персонаж из другого мира. В данном случае – из пекла. Чужак! Он ничего о нас не знает. Он – другой. Как нам воспринимать его? Как ужиться с ним? Стоит ли бояться? Эта тема меня, как и весь мир, волнует уже много лет: по свету народы сейчас мечутся огромными группами. И мы должны понимать – что на своем микроуровне можно с этим делать, как налаживать дружбу.
За сравнение «Все будет как сосны» с «Повестями Белкина», конечно, спасибо, но тут, думаю, натяжка. (Смеётся) Я даже прокомментировать не могу. Это совершенно другое. Там крепкие сюжеты, там разные стилевые направления – и романтизм тебе, и реализм, и готика, и ирония. А у меня рваные повествования от первого лица. Нет, я скорее ориентировалась на прием, который применил Курасава в своем фильме «Расёмон», а вслед за ним использовали многие другие – у нас Хамдамов в «Мешке без дна». Принцип субъективного восприятия, недостоверность, ненадежность рассказчика, оценочность. По сути, из этого и складывается картина мира, все наши людские отношения. У всех свой взгляд, своя правда. Меня все это безумно в хорошем смысле трогает. Заставляет думать. Когда ты можешь смотреть на события, стоя сразу везде – со всех сторон глядеть на произошедшее, наводя фокус на историю то от этого героя, то от этого. Для меня это очень важно – для моего понимания мира в целом.
Мария Ушенина: И всё же, мне кажется, в «Соснах» каждая глава – отдельный жанр: святочный рассказ, сказка, компьютерный квест. Это специально? Или само выросло из той самой субъективности персонажей?
Маръа Малми: Да, ты верно заметила: у меня получилось, что каждая история принадлежит своему жанру. Думаю, это вышло случайно. Я же начинающий автор, а «Сосны» одна из первых книг. Как говорится, меня мотает от стенки к стенке, я с трудом пока держусь на ногах. Видимо, мне подсознательно хотелось сделать все разным, чтобы усилить этот эффект – дать понять, насколько это разные люди, насколько разная у них жизнь, и все равно они могут взаимодействовать, и все равно в них есть общее. Возможно, я пересолила, не знаю. (Улыбается) Но вот в чем штука – я убеждена, что от нашего восприятия мира зависит и то, как сложатся обстоятельства вокруг нас. Первый мальчик, ему, смотри-ка, от жизни досталось, легкой не назовешь. А он оптимист. Его окружают любящие люди, которые поддерживают его – это важно. И поэтому он сталкивается в жизни с чудовищем иной природы – оно не несет угрозы, это практически сказочный персонаж. Если тебя есть, кому поддержать, ты как бы защищен любовью от чудовищ этого мира. Ты способен противостоять им. Вторая история – ребенок не находит поддержки в семье. И насколько ему тяжелее выруливать из противостояния со своим чудовищем. А как мне приятно было находить в той реальности, которую я создала, протянутую руку помощи – от самих ребят. Когда они сами могли поддержать друг друга, причем, не делая из этого какого-то подвига. Порой даже спасти, удержать от чего-то страшного, но не придавать значения своему поступку.
Мария Ушенина: У тебя человек – маленькая часть огромной Природы. И то, что человеку видится странным, на самом деле – обычная жизнь обычной природы. Эта мистика, размытость границы между реальностью и фантастическим – чтобы читателю интереснее, или это твоё собственное мироощущение?
Маръа Малми: Да, я сознательно пишу именно так. Это никакая не новая идея, тут, как говорится, мне хвастать нечем, просто я так ощущаю мир: человек – маленькая часть огромной Природы, ты верно ухватила. Всё пронизано всем. Всё взаимодействует со всем. Тут ступил – там отозвалось. Это моя позиция. Мало того, что это мое собственное мироощущение (о чем ты спросила), я больше, чем уверена, что это мироощущение любого ребенка, подростка. А пишу я в основном книги, адресованные этой аудитории. Для ребенка нет границ – он входит в сказку или фантазию, не спрашивая, не стуча. Он может уверенно общаться с рисунком на обоях, если больше не с кем в этот момент. И не чувствовать себя одиноким. Ему будет не менее интересно, чем тому, кто сидит в окружении навороченных игрушек. И рисунок ему будет отвечать – я в этом уверена. А уж если мы говорим про скалу, реку, лес – да они только и делают, что общаются с нами. Просто невозможно не заметить этого.
Мария Ушенина: Твои истории очень легко читаются, но внутри они, если присмотреться, довольно сложны. Даже на уровне названия, например, «На моём зелёном лице всё написано». С одной стороны, это реальный зелёный цвет, по которому вычисляют неместных. С другой, всё же герой, как ни крути, сын «русалки», и теоретически вполне зеленолиц. И в-третьих, в русском языке есть забавное выражение «зелёный юнец» (или «молодо-зелено») – как раз о неопытности и наивности героя. Можешь рассказать что-то о таких штуках? Любопытно, что ты придумываешь, а что потом само вырастает в тексте.
Маръа Малми: Не хочу врать, что я зело умна, поэтому у меня такая многослойность. Это выходит случайно. Просто что-то ударяет в голову. (Смеётся) И я вдруг понимаю – это оно. Надо вот так. То есть сначала угадываю, а потом, как филолог, начинаю допытываться – почему я вдруг так написала. И когда анализирую свой текст, отстраняясь от него, я много чего понимаю. Грубо говоря – я пишу «неправильно», на уровне ощущений. По счастью, мне кажется, что пока мои ощущения меня не подводят. Чтобы такие штуки вылезли на свет, проникли в твой текст, надо много ходить с текстом в голове. Вот я ходила. В буквальном смысле – ногами по земле, по лесу. Я «выходила» текст. Он утрясался в голове с каждым шагом.
А потом просто идешь домой и записываешь то, что успел подумать.
Беседу вела Мария Ушенина
Фото: Денис Шкиперов
Другие статьи по теме:
- Снежана Малейченко, Гита Сташевская. Что где едят: рецепты друзей со всего мира
- Страницы против экрана: что выбрать? Опрос среди подростков и взрослых
- «Сто дней после детства»: классика кино о взрослении