Мальчишки и девчонки, главные герои книг Дэвида Алмонда, отличаются от своих сверстников. Десятилетняя Мина обожает стихи Вильяма Блейка (которые не каждый взрослый поймет), ей ведома тайная жизнь природы, она заботится о птенцах и способна откликаться на чужую боль («Меня зовут Мина»). Именно она и ее приятель-сверстник Майкл сумели спасти и подружиться с удивительным существом – полу-ангелом – получеловеком («Скеллиг»). Стенли из повести «Мальчик, который плавал с пираньями» понимает язык животных, птиц и рыб. Лиззи и ее папа умеют летать («Мой папа – птиц»). Ангелина Браун из одноименной повести – настоящий ангел. А герой повести «Новенький» Джордж и вовсе… робот.

Дэвид Алмонд. Новенький
Дэвид Алмонд. Новенький

Тема «очеловечивания» робота эксплуатируется в научной и сказочной фантастике уже более ста лет (впервые слово «робот» употребил Карел Чапек в пьесе «R.U.R.» в 1920 году). Но Дэвид Алмонд рассматривает ее в новом ракурсе. В обычную школу в Ньюкасле, в класс, где учится одиннадцатилетний Данни и его друзья, приходит новенький по имени Джордж. С виду обычный мальчишка, только какой-то заторможенный, холодный (Данни отмечает, что рука Джорджа при пожатии «холоднющая», а светло-голубые глаза смотрят в упор без всякого выражения). Он напичкан сведениями из разных областей, как энциклопедия, мгновенно решает в уме примеры с пятизначными цифрами. Но совершенно не умеет улыбаться. В общем, Джордж – робот, о чем ребята догадываются довольно быстро и решают защитить его от крайне неприятных опекунов, которые везде следуют за Джорджем.

Мисс Кристалл пристально наблюдает за каждым движением Джорджа и все время что-то пишет в блокнот. А циничный и расчетливый мистер Илон Мрок (явная аллюзия на Илона Маска) сразу вызывает у ребят отвращение. Оно усиливается после того, как тот решает поведать ребятам о сути эксперимента. Джорджа отправили в школу, чтобы робот социализировался. Для своих создателей он всего лишь «этап текущего проекта. Он лишь стадия в развитии новых форм жизни». Мечта Мрока – создать идеального человекоподобного робота, которого не отличишь от человека. «Появятся другие Джорджи, целая армия. За ними будущее».

«Наставники» Джорджа – «монстры» в представлении ребят. Они хотят защитить его от жестоких экспериментов. Мрок бесстыдно заявляет детям, что, когда будет создана более усовершенствованная модель, Джорджа утилизируют, пустят на детали для новых механизмов. Ребята восстают против этого. На их стороне и неравнодушные взрослые, такие как мама Данни. Она сразу проникается симпатией к странному приятелю сына и понимает, что ему нужна прежде всего любовь. Неважно, человек ты или робот, в ласке и заботе нуждается каждый. Мама Данни говорит: «Его никогда по-настоящему не любили… Это главное, что нужно человеку в детстве. Чтобы его любили. Вот и всё».

О любви говорит и учительница миссис Имани:
«- Вы любите его, мистер Мрок? /…/
— Люблю?
— Да. Вы его любите? Я своих детей люблю. А вы любите Джорджа?
Мрок пожимает плечами. Усмехается.
— Вы, похоже, не понимаете, о чем тут речь, миссис Армани. Это механизм. Какая любовь?
Они испепеляют друг друга взглядами.»
На одном полюсе – бездушие и холодный расчет, на другом – бескорыстное сострадание, отзывчивость и любовь.
В повести показано жесткое столкновение технократического сознания с гуманным. Вот характерный диалог мамы Данни и Мрока:
« — Забота и ласка ему ни к чему, — говорит Мрок. – Он продукт многолетних исследований. Новейший!
— Любые дети новейшие, — говорит мама. – Однажды, давным-давно, даже вы с мисс Кристалл были новейшими».

Российский читатель, конечно, проведет параллель «Новенького» с «Приключениями Электроника». Книги Евгения Велтистова о Сереже Сыроежкине и его двойнике – мальчике-роботе, может быть, читали не все, но фильм по сценарию Велтистова, смотрели и малыши, и их бабушки, и дедушки. Электроник в фильме очень хочет стать человеком и старается поступать по-человечески. Он порядочный, честный, ответственный. В отличие от своего «прототипа» Сережи Сыроежкина, лентяя и врунишки, который начинает работать над собой, только потому что вынужден соответствовать своему электронному двойнику. Электроник сам борется за право быть человеком. В повести Алмонда школьники отстаивают право робота на полноценную жизнь, то есть прежде всего сами поступают по-человечески. Правда, чтобы спасти Джорджа от циников, которых язык не поворачивается назвать учёными, ребятам приходится его выкрасть. Обсуждая этичность своего поступка, они находят веский аргумент в свое оправдание. Для них Джордж – товарищ, они уже «очеловечили» его.

« — Вообще мы делаем это для Джорджа, — говорит Луиза. – Ведь нечестно кого-то оживить, а потом просто выключить, словно он никто. /…/
— А мы, — добавляю я, — делаем это, чтоб он мог…
— Жить! – говорит Макси.
— Да! Чтобы он был… настоящим. Таким, как мы. – Билли гладит Джорджа по голове. – Привет, Джордж! Привет, друг. Ну, постарайся, а? Ты сможешь!
Мы наклоняемся над Джорджем, точно пытаемся передать ему свою энергию и жизнь».

«Мастер не может быть равнодушной машиной. Робот не сделает людей счастливыми, не изменит их жизнь. Только добротой, только заботой… Может, конечно, и роботов таких смастерят. Добрых и заботливых. /…/ Как думаешь, Данни? – Я думаю об Илоне Мроке. Захотят ли такие люди, как он, создавать добрых и заботливых роботов? Способен ли робот вообще быть добрым?».

Такой же вопрос задает себе профессор Громов, изобретший Электроника. Способен ли робот испытывать человеческие эмоции: страх, любовь, сострадание? У Электроника получилось. Он научился смеяться и плакать, и это, как признается профессор Громов, самая большая его удача как ученого. Робот стал человеком. То же происходит и с роботом Джорджем. Играя вместе с ребятами, он начинает испытывать эмоции, учится улыбаться и смеяться.

Все произведения Дэвида Алмонда так или иначе затрагивают проблему того, как стать человеком. Герои его книг помогают друг другу в буквальном смысле очеловечиваться. Маленькому ангелу («Ангелино Браун») и мальчикообразному роботу («Новенький») помогают очеловечиваться оказавшиеся рядом мальчишки и девчонки. Но и сами они в результате учатся быть людьми – побеждать в себе страх, малодушие, прислушиваться к голосу совести и делать нравственный выбор.

В небольшой повести поднимается много серьезных проблем и тем. Это тема уникальности детства. Ребята на уроке физики говорят о других звездных системах, о том, есть ли жизнь на других планетах, о пришельцах. Данни приходит к выводу: «Все дети – пришельцы, просто мы этого не знаем». Где-то в подсознании хранится воспоминание о «настоящей планете», откуда родом все дети. Условная такая Планета детства.

Звучит здесь и проблема стандартизации мышления, образа жизни. Писатель защищает право человека быть самим собой. Унылые стандарты, загоняющие всех в жесткие рамки, способны живых людей превратить в роботов. В самом начале повести Данни размышляет: «Зачем мы приходим в школу, сидим на тупых собраниях, выслушиваем одни и те же слова, поём один и тот же гимн, садимся за квадратные столы в квадратных классах и отвечаем и отвечаем на вопросы квадратных учителей? Неужели никому не понятно, что это бред? Мы что, роботы? Нас запрограммировали?»

При этом Алмонд показывает, как много в познавательной мотивации ребенка значит творческий подход учителя к обучению. Мистер Гуру задает сочинение про морские открытия, предлагая каждому представить себя моряком эпохи великих географических открытий. Физик Джеймс-Молекула устраивает на уроке целое представление о Солнечной системе, причем ребята изображают разные планеты. Учеба может быть увлекательной благодаря игре, фантазии, которую поощряют в учениках учителя – такая мысль звучит в повести Алмонда.

Алмонд Дэвид
Алмонд Дэвид

Звучит здесь и тема отцов и детей. Вернее – матери и сына. О такой маме, как мама Данни, может мечтать каждый ребенок. Веселая, озорная, лишенная предрассудков, проницательная, тонко чувствующая настроение своего ребенка, мудрая. Она может сама предложить сыну покрасить волосы в синий цвет («Тебе пойдет. Под цвет глаз»). Такой маме можно доверить всё абсолютно, и тайну о похищенном роботе тоже. Она поймет и откликнется всем сердцем.

Мама Данни готова делиться своей любовью и заботой не только с сыном и клиентами своего салона красоты, она готова окружить теплом и заботой и мальчика-робота: « — Так странно, — говорит она. – Мальчик появился на свет без мамы и папы. И вырос в мире, где никто о нем не заботился, где никто его не обнимал…» Наградой станет то, что Джордж назовет ее мамой. Сколько уюта и домашней теплоты в сцене, когда Джордж лежит на надувном матрасе, заботливо укрытый одеялом, поверх которого устраивается кот, а мама читает ему и Данни сказки. Между героями возникает подлинное родство – не по крови, а по общности жизни на земле. Недаром Данни снится, что Джордж – его брат-близнец.

Алмонд убежден в том, что нормальная семья – это когда есть мама, папа, когда родители любят своего ребенка. В повести транслируются абсолютно здоровые, традиционные представления о человеке, о семье. Тепло родного дома, понимание и поддержка близких – все это в повести описано вроде бы просто, предложения коротки, реплики героев отрывисты, но сколько в этом любви к людям – героям истории, к читателям…

Это история о жертвенности, о том, что дети честнее, справедливее и отважнее взрослых. Это история о преданной дружбе и о любви. Решающей фразой, вдохнувшей жизнь в робота, были слова ребят: «Джордж, мы тебя любим». Любовь животворит. Это история о свободе. Ведь ребята мечтают о том времени, когда Джордж станет свободным от расчетливых барыг, которые хотят нажиться на нем.

И это история о взрослении. Взяв на себя ответственность за другое существо, ребята становятся серьезнее, вдумчивее и бережнее друг к другу и к своему странному подопечному. Мама говорит Данни, что гордится им и его друзьями. «Такие дети, как вы, изменят мир. Вы защитите мир от всяких илонов мроков. Может, он и умный, и в робототехнике понимает, но он не умеет беречь то, что создал. Любить не умеет».

Всего один день прожил Джордж, как обычный мальчишка. За этот день ребята открыли ему множество обычных нашему привычному глазу, но удивительных вещей: это цветы и птицы, головастики и мышата, деревья, небо, трава.

Во многих историях Дэвида Алмонда сюжетообразующим является мотив полёта. Воспаряют ввысь герои повести «Мой папа птиц». В повести «Скеллиг» герои танцуют, и этот танец буквально окрыляет их. Излюбленный мотив танца-полета звучит и в повести «Новенький». В художественном мире Алмонда важную роль играет образ птицы. Есть он и здесь. Гуляя с ребятами в лесу, Джордж начинает петь по-птичьи.

И хотя финал повести в общем печальный – ресурс Джорджа исчерпан, подзарядить его больше нельзя – но очень светлый. «Он, конечно, умер, но он прожил целый день нормальной жизни», — говорят ребята. Эта повесть – гимн жизни.
Три важных слов заучивает Джордж вслед за ребятами: люди, друзья, семья. Три самых главных слова. И есть еще одно, самое важное, — любовь.

Название повести многозначно. Новенький – это и ученик, впервые пришедший в класс с устоявшимся коллективом, как Джордж. Новенький – это и робот новейшей разработки. Новенькие – все дети, пришедшие в этот мир и глядящие на него изумленными и восторженными глазами.

Повествование ведется от имени мальчишки, который, естественно, использует сленговые подростковые словечки («втирает», «прикалываемся»).

Ольга Варшавер, переводчица на русский язык подавляющего большинства книг Алмонда, подыскала для них русские эквиваленты, которые и строгого поборника чистоты языка не возмущают, и у сверстника героев книги вызывают доверие. А главное – помогают создать образ озорного, энергичного, имеющего свое мнение героя. Успех книг Дэвида Алмонда в России во многом обеспечен и отличным переводом.

Стиль повести «Новенький» притчевый, даже несколько плакатный. Психологизма в ней меньше, чем в том же «Скеллиге» или «Меня зовут Мина». Но этот стиль соответствует художественной задаче, которую автор поставил в этом произведении.
И вот еще о чем стоит сказать. О самом, может быть, главном. Позиция Дэвида Алмонда абсолютно христианская, недаром через всю книгу контрапунктом проходит англиканский церковный гимн All Things Bright and Beautiful. Кстати, его строки использованы в названии книги другого замечательного английского писателя, Джеймса Хэрриота («О всех созданиях больших и малых», «И всех их создал Бог»).

О всех созданиях, прекрасных и разумных,
Больших и малых, сложных и простых
Печётся Бог! Он создал нас недаром,
Ведёт он нас по жизни, малых сих…

Человека и все, что его окружает, создал Бог. И вмешиваться в Божий замысел – преступление перед Богом, за которое человечеству придется ответить.

Книга Дэвида Алмонда защищает право живого существа, не важно кто он, человек, птица, робот или ангел, на нормальную жизнь.

P.S.

Такой чудесный, мудрый писатель Дэвид Алмонд! Но и у него есть «пунктик». В прелестной повести «Ангелино Браун», честно говоря, раздражало, что главный герой то и дело испускал газы. Наверное, такой юмор нынче в тренде на Западе (видимо, и пуританская Англия давно перестала быть таковой). Но наши читатели в большинстве своем еще «не доросли» до эдаких ценностей и в восторг от подобных шуточек не приходят. Была надежда, что в «Новеньком» автор избежит туалетного юмора, ан нет.

Вот ученики зачитывают свои сочинения вслух. «В текстах у Дики Флинна непременно кто-то пукает, и это шанс поржать. На этот раз пердит сам Васко да Гама, да еще возле костра. Взорвется, ясное дело».

Шутки на фекальные темы, как утверждают психологи, популярны в среде дошкольников, это одна из фаз развития ребенка. Но обычно они употребляются в анекдотах, то есть в детском фольклоре. Совершенно не обязательно тащить их в детскую книгу. Автор, делающий это, желает, видимо, завоевать внимание читателей. Но у Алмонда это и так получается блестяще. Муссирование темы испускания газов выглядит назойливым и досадным. Копрологический юмор явно лишний и в этой, и в других лирических повестях Алмонда. Но если в британских школах, в том числе и с таким сильным педагогическим составом, как в этой книге, ученики на уроке не стесняются вслух читать сочинение про метеоризм, это сигнал неблагополучия. Это социально неприемлемое поведение. Нарушается табу, искажается норма. Впрочем, тенденции к отрицанию здравого смысла в западном мире приобретают угрожающие масштабы. Возможно, Алмонд, учитывая примитивный вкус своих читателей-англичан, специально вводит эти забавные, с точки зрения инфантильных англосаксов, шутки. Но для наших школьников, которые растут на стихах Пушкина и гоголевской прозе, такой юмор, будем надеяться, покажется странным.

Алмонд, Дэвид. Новенький : [для младшего и среднего школьного возраста] / Дэвид Алмонд ; пер. с англ. Ольги Варшавер ; ил. Марты Альтес. – М. : Самокат, 2022. – 312 с. : ил.

ПроДетлит

Другие статьи по теме:

РАССКАЗАТЬ В СОЦСЕТЯХ