Дочки-матери – вот главная тема повести Анны Вербовской «Утки на крыше». Ее героини – две подружки, Лиза и Маша. Лиза – раскованная, дерзкая, демонстративно грубая, шумная. Маша – неуверенная в себе, закомплексованная, привыкшая держать в себе эмоции. Лиза уже студентка, Маша заканчивает школу и готовится к поступлению. Типичные представительницы современной молодежи. И мамы у них в общем типичные. Лизина мама, Мария Григорьевна (дочь называет ее Муськой), работает редактором на телевидении, в ток-шоу, но мечтает о писательской стезе и сочиняет сказки, правда пока «в стол». Мама Маши, Елена Николаевна, – экономист, успешная, целеустремленная, следящая за собой (йога, фитнес, бассейн), четко планирующая жизнь семьи.

Анна Вербовская. Утки на крыше
Анна Вербовская. Утки на крыше

Но при внешнем благополучии семей этих девушек уже с первых страниц перед читателем открывается душевный дискомфорт и Маши, и Лизы. И если Лиза прикрывает фрустрацию вызывающим поведением (читателя поначалу может шокировать натуралистичность и грубость ее выходок), то Маша страдает молча, подавляя свои чувства.

Причины такого поведения – в родительской семье. Мама Лизы – мечтательная, романтичная, часто нелепая, она то и дело ругается со своей экстравагантной дочерью, чей характер определяет, как «тяжелый, с вывертами, с кандибобером». Мама Маши, Елена Николаевна, – диктатор в своей семье. Холодная, жесткая, рациональная, она убеждена, что имеет право единолично вершить судьбы близких и руководит их поступками, делает за них выбор. Особенно это касается Маши, которую она постоянно критикует, напирая на то, что дочь – недалекая, неспособная жить своим умом, а значит должна слушаться старших.

Наблюдательная и острая на язык Лиза так описывает семью подруги: «У них там совсем по-другому. Полный отчет, ревизия и контроль. Папа – царь. Мама – бог. Брат Павлик – инквизитор и наследный принц с подобающими инфантами замашками. А Машка у них – пустое место, груша для битья, коза отпущения. Всем должна. Перед каждым виновата. Сделай-убери. Подай-принеси. Слушайся родителей, они старше. Уступай брату, он младше. Не дерзи. Не своевольничай. Не перечь. И Маша слушает, уступает, не дерзит, не своевольничает, не перечит. Воспринимает всё как должное, не догадывается, что бывает… теоретически может быть иначе».

В этой семье на старшего ребенка возлагают непосильный груз. Когда рождается брат, мама заявляет, что теперь Маша старшая и несет ответственность за братика. То есть перекладывает на ребенка взрослые обязанности. Следствием этого обычно бывает надломленная детская психика. В родительской семье Машу постоянно обесценивают, ею повелевают, ей не доверяют, что и приводит к формированию у девушки крайне низкой самооценки.

Тепла в родительской семье Маша испытывает немного, вынужденное одиночество ее тоже радует мало. Родители вдруг решают, что ей пора привыкать к самостоятельности и отселяют, выделяя ограниченное количество средств, чтобы приучалась экономить. Это при том, что Маша еще несовершеннолетняя, и подобная сепарация выглядит довольно жестоко. Но Машиного мнения никто не спрашивает. У нее вообще нет права голоса и права выбора. За нее решают, куда ей лучше поступать, какие предметы выбрать для сдачи ЕГЭ.

Картина семейного совета, на который съехались родственники, чтобы определить судьбу Маши, полна скрытого сарказма. «Всю родню подключили – и ближних, и дальних, и седьмую воду подогнали на киселе. Дядья, двоюродные тетки, племянники, даже троюродная бабушка из Санкт-Петербурга на «Сапсане» примчалась». На семейном совете порешили, что девочке надо поступать на биологический факультет. Маша покорно соглашается, но отдаляется от семьи: «Притихла, забилась в свою раковину и створки законопатила – никакими щипцами не вытянуть».

В повести достоверно и выпукло изображено такое явление, как эмоциональные репрессии. В семье Лизы — это манипуляции и попытки добиться своего с помощью криков, истерик. В семье Маши это холодная деспотия матери, запрет на выражение чувств. Потом Елена Николаевна удивляется, почему Маша такая закрытая и отчужденная, «прямо как неродная». Еще бы, ведь девочку подавляли чуть ли не с рождения, не поощряя проявление живых чувств, вот она и привыкла прятать их от других.

В маленькой Лизкиной семье гораздо больше тепла и любви, чем в холодной Машиной. Здесь есть место живым чувствам и эмоциям, которые не стесняются высказывать. «Лиза жалела свою Муську – нелепую, беззащитную, сумасбродную. Жалела и любила. Любила и ненавидела. Злилась не нее. Обижалась. Хотела защитить и помочь. Только чем ей, ненормальной, поможешь». В Лизиной семье есть своя боль. Муськин муж и Лизин папа, любимый ими, попал под машину. Эта утрата тяжело переживается ими обеими.

Автор проводит литературно-психологическое расследование причин, которые приводят героинь (и девушек, и их мам) к душевной путанице. Всё дело в «семейном сценарии», который транслируется из поколения в поколение. В повести эта проблема раскрывается на примере женской линии каждой семьи. У Муськи и Елены Николаевны, при всей внешней несхожести их характеров и поведения, одинаково гиперопекающие мамы.

Мама контролирует Марию Григорьевну, звонит каждый вечер, хотя живет по соседству. Та злится, но также контролирует свою дочь, понимая пагубность такого поведения. Лизе сходят с рук истерики, откровенное хамство, оскорбления матери, обе любят устраивать бурные театральные сцены, но в их отношениях больше тепла и человеческого участия, чем в семье Маши. Бабушка в этой семье – высший судия и общая «жилетка», в которую по очереди плачутся ее дочка и внучка. Мария Григорьевна тянется к родителям, в трудных обстоятельствах бежит к ним, ищет поддержки. И, конечно, получает ее. Трогательная картинка, когда зареванную Марию Григорьевну родители отпаивают чаем с вареньем, ясно дает понять, что Муська психологически не отделилась от родителей, и эта зависимость осложняет жизнь и ей, и ее дочери.

Маша психологически задавлена своей мамой, но и сама Елена Николаевна находится под гнетом своей собственной матери. Запоминается выразительная сцена, когда мать Елены Николаевны, Татьяна Петровна, в отсутствии дочери переворачивает всё в квартире вверх дном, переставляет вещи по своему вкусу. «В шкатулке тоже рылась, проверяла, не появилось ли чего нового… На крышке кастрюли – забытая прихватка. И туда нос совала, нюхала. В холодильнике всё переставлено, переложено с полки на полку. Чего неймётся?».

В семьях героинь, как и в тысячах других семей, нет понятия о личных границах. Цепочка контроля и унижений начинается, видимо, даже не с бабушек Лизы и Маши, которые беспардонно контролируют взрослых дочерей, бесцеремонно вторгаются в их личное жизненное пространство, а гораздо раньше.

Поведение героинь изображено несколько утрированно. Татьяна Ивановна, бабушка Маши, вообще карикатурный персонаж. В книге дан концентрат деструктивного поведения в семье, но – для пользы читателя. Может быть, в шаржированных портретах персонажей кто-то узнает себя или своих близких и задумается о том, как изменить жизнь в лучшую сторону.

Материнская диктатура ассоциируется с непробиваемым колпаком, который накрывает Машу и душит ее, не давая распрямиться. От этого ощущения у девушки возникают панические атаки. Но и Машина мама после «нашествия» своей собственной матери испытывает настоящее кислородное голодание – невротическое. Мотив нехватки воздуха проходит через всё повествование. Героини задыхаются в безвоздушном пространстве своих семейств, под гнётом самых близких людей, которые при этом искренне желают им счастья.

Судьба Маши типична для множества людей, загнанных в рамки стереотипов. «Деньги надо считать и экономить – чтобы хорошо сдать выпускные, потом поступить в институт, выучиться, заработать кучу денег и опять их экономить, чтобы выучить детей. Замкнутый круг. Маша – белка. И мама ее – белка. Все люди – белки. Крутятся, крутятся, крутятся в огромном, называемом жизнью, колесе».

Единственная отдушина для Маши – это рисование, занятия в художественной студии. Утки на крыше – образ, рожденный воображением Маши, рисующей иллюстрации к Сэллинджеру. Искалеченные утки, которые не могут улететь в теплые края, прячутся на крыше и там пытаются выжить. Прямо как героини повести. У каждой из них своя метафорическая крыша.

Но всякой деспотии приходит конец, и даже самый задавленный и робкий способен на протест. Каждая из героинь проявляет его по-своему. Лиза открыто бунтует, бросает вуз и устраивается в кафе официанткой, где знакомится с замечательным молодым человеком, администратором, серьезным, скромным и надежным парнем. Бунтует и Маша. Но ее бунт заканчивается поражением. Депрессия, транквилизаторы, но в то же время встреча с хорошим человеком, который становится для нее опорой. Уход из МГУ и родительская кара: ее насильно увозят со съемной квартиры, откуда она бежит, уже в совершенно помраченном состоянии. Верная Лиза догадывается, что Маша будет искать спасения на крыше, как те утки, которых она рисовала. Машу находят, долго лечат в психбольнице, заставляют сделать аборт. Единственную радость Маши, рисование, мать подвергает безапелляционному осуждению, и девушка совсем бросает рисовать. Машу критиковали с детства, и заключительные (в этой книге) жестокие слова матери уничтожают последние крохи Машиного самоуважения. «Ну и какие тебе художества? Куда ты полезла? Даже тут не справилась. Ни на что не способна. Говорили же тебе, слушай родителей, если своим умом жить не умеешь». И выходит Маша в жизнь с этим ощущением никчемности и чувством вины, ведь она подвела Лизину маму, обещав сделать иллюстрации к ее сказке, но не сделала… В общем, жизнь ее искорежена. Елена Николаевна не признает своей вины и продолжает гнуть свою линию. «Характер у Елены Николаевны железный, и поражения признавать она умеет. Все промахи учтены, итоги подведены, работа над ошибками сделана. С Павликом она такого не допустит. Не денется никуда Павлик. Будет при ней». Удастся ли ей сломать и второго ребенка, который уже начинает огрызаться, это уже другая история.

Книга получилась психологически точной. А вот финал неубедительный, как будто наскоро пришитый, чтобы создать видимость хэппи-энда. После всего, что случилось с Машей, ей потребуется долгая реабилитация, помощь психолога, самой ей выбраться будет очень трудно. Поэтому бодряческий финал, когда Маша, вспомнив своего учителя рисования, который ее всегда поддерживал, вдруг начинает уверенно рисовать летящих уток, переживших суровую зиму, — такой финал вызывает недоверие. Понятно, что читателю-подростку хочется хорошего конца. Но логика развития событий не допускает такого легкомысленного решения проблем. Взрослого читателя эта книга точно заставит задуматься о многом.

Вербовская Анна Михайловна
Вербовская Анна Михайловна

«Утки на крыше» — своеобразное художественное приложение к пособию по семейной психологии. Хорошая психотерапевтическая книга, удачная попытка художественного исследования проблемных семей.

Вербовская А.М.
Утки на крыше : Роман / М. : Аквилегия-М; 2021. – 192 с. – Б.ц.

 

Другие статьи по теме:

РАССКАЗАТЬ В СОЦСЕТЯХ